Сакалиба — славянские мамлюки на страже Ислама

Славянские мамлюки составляли значительную долю вооруженных сил Египта на протяжении большей части его средневековой истории. Широко распространенный в доколониальном обществе принцип отделения иноэтничной военной элиты от основной массы местного населения, а также присущее исламу отсутствие расовых и этнических предубеждений обусловили то, что как минимум с IX в. опорой большинства мусульманских правителей Ближнего Востока (если только сами эти правители не принадлежали к кочевым и полукочевым племенам) являлись «гвардейские» отряды тюрок, суданцев, курдов, армян, «черкесов», европейцев и славян (сакалиба). Залогом преданности этих частей служила не только их этническая чуждость основной массе местного населения, но и то, что чаще всего они попадали к своему новому месту службы в качестве невольников и в своем большинстве в той или иной степени сохраняли лично зависимый статус.

Первые упоминания о славянах на Ближнем Востоке

Первые упоминания о славянах на Ближнем Востоке относятся еще к раннеисламскому периоду, когда мигрировавшие в середине VII в. в Малую Азию славянские поселенцы перешли во время войн 664—665 и 688—689 гг. из византийского войска на сторону арабов, получив в благодарность от мусульман земли в Сирии и Северной Месопотамии. В дальнейшем упоминания о славянах на службе у мусульманских правителей встречаются, в частности, в хрониках, описывающих историю Омеййадского и Аббасидского халифатов VII—IX вв., Аглабидской Ифрикии IX в., карматской Аравии и Бувайхидского Ирака Х в., Амиридской Испании и Зияридского Табаристана XI в.

Особенно много сакалиба состояло на службе у Фатимидской династии, в 909 г. пришедшей к власти в Ифрикии, а с 969 по 1171 г. — правившей Египтом. Помимо многочисленных невольников-славян, которым Фатимиды часто доверяли важные придворные и административные должности, в источниках фатимидской эпохи упоминается и «гвардейский» отряд воинов-сакалиба. Полководцы славянского происхождения сражались с врагами халифата в Северной Африке, Италии и Сирии. Преобладали среди сакалиба южные славяне, хотя немало было среди них и выходцев из восточно- и западнославянских племен. Произошедшее в конце Х — начале XI в. изменение этнического состава войска, наложившееся на кризис ввоза невольников по германо-андалузскому пути работорговли, привело к резкому уменьшению числа славян в египетской армии, хотя упоминание термина «сакалиба» встречается еще в источниках первой половины XII в.

После этого сакалиба как организованная сила надолго исчезают из списочного состава египетских военных корпусов, хотя, вероятно, определенный процент славян мог входить в число воинов-рабов, прибывавших на берега Нила из степей Евразии и Северного Причерноморья. Именно к мамлюкам тюркского (преимущественно, кыпчакского), а позднее — «черкесского» происхождения (последний термин использовался на Ближнем Востоке для обозначения целой группы кавказских этносов: адыгов, абхазов, мегрелов, гурийцев и др.) переходит с начала XIII в. доминирование в египетском воинском корпусе, а вскоре и политическая власть. С 1250 по 1517 г. независимые «тюркские» и «черкесские» правители мамлюкского государства продолжали пополнять свои отряды, покупая у работорговцев и усыновляя молодых рабов и тем самым сохраняя неизменным принцип формирования «невольничьей» армии.

Славянские мамлюки

После завоевания Мамлюкского султаната османы продолжили использовать мамлюков на военно-административной службе в Египте. На протяжении XVI—XVIII вв. мамлюкские «дома» — бейты, которым удалось сохранить при османах немалую часть прежнего влияния, закупали множество невольников, привозимых из различных областей «территории войны» (дар ал-харб), в том числе из земель к северу от Черного моря, превратившихся, по словам современников, в настоящий «рабовладельческий питомник». По подсчетам американского исследователя Алана Фишера, которые он сам признает неполными и заниженными, в период с 1463 по 1794 г. крымские татары угнали в полон более 3 млн жителей Украины и Южной Польши. Большая часть пленников предназначалась для последующей перепродажи на рынках Стамбула и других крупных османских городов. Ежегодно из Северного Причерноморья, носившего в ту эпоху название «Черкессии», корабли работорговцев поставляли на берега Нила сотни «мингрелов, черкесов, московитов, руссов и литвинов». Джозеф Питтс, английский моряк, захваченный в плен алжирскими пиратами, попав в 1685 г. на невольничий рынок Каира, упоминал, что основную массу «живого товара» составляли там «славяне либо уроженцы тех земель… угнанные в полон татарами и привезенные турецкими купцами». Этому пытались противостоять казаки, совершая морские походы к главным невольничьим рынкам Причерноморья.

Большинство рабов-мужчин, привезенных из Северного Причерноморья, «оставляли в Турции, используя как гребцов на галерах», молодые девушки продавались в гаремы, женщины же и дети пополняли ряды домашней прислуги в различных османских провинциях. Покупавшие рабов состоятельные мусульманские семьи в целом обращались с ними достаточно неплохо, невольники, если они добросовестно исполняли свои обязанности, могли рассчитывать на вполне сносное питание, каждые полгода — на новую одежду, и даже на небольшое жалованье.

Однако некоторых славянских мальчиков, попавших на ближневосточные невольничьи рынки, ждала иная судьба. Мамлюкская и османская системы воспроизводства власти предусматривали пополнение военного корпуса и административных кадров государственного аппарата из числа юношей-рабов иноземного происхождения. В Египте обладавшие наилучшими природными данными мальчики приобретались мамлюкскими беями, которые включали их в свои «дома» в статусе ичоглан (осман. «пажей», «мальчиков для внутренней службы»). Распределенных по воспитательным домам и казармам молодых мамлюков обучали турецкому и арабскому языкам, чтению и письму («так как они, — по словам Питтса, — являлись несчастными невежественными созданиями»), основам мусульманской религии и приобщали к воинским традициям корпуса. «После своего перехода в ислам, — продолжал Джозеф Питтс, — если они обладают хотя бы минимальными способностями, жизнь их становится прекрасна, не хуже, чем у родных детей их хозяев». Оторванным от родительских очагов юношам прививалась мысль, что они обрели новую семью, в которой должны испытывать сыновние чувства по отношению к главе бейта и братские — к принадлежавшим к этому «дому» мамлюкам. По прошествии нескольких лет боевой подготовки, «когда у них начинали расти бороды», ичоглан посвящались в полноправные члены бейта, получая звание джундий — «солдата». А оттуда открывался прямой путь к символизировавшему обретение личной свободы сбриванию бороды, а для самых амбициозных — и к вершинам власти.

В результате русско-турецких войн последней трети XVIII в. в османские владения хлынул поток попавших в плен либо дезертировавших солдат и офицеров. Большая часть военнопленных использовалась турками на каторжных работах, спастись откуда можно было, согласившись на предложение вербовщика принять ислам и поступить на службу в один из мамлюкских «домов». В Стамбуле агенты мамлюкских беев передавали русских и австрийских пленных работорговцам, которые морским путем доставляли их на берега Нила. Только после войны 1768—1774 гг. состав египетских бейтов пополнили около 400 русских, причем некоторые из них, по сообщению французского источника, происходили из «аристократических семей». В составленном в том же 1786 г. поручиком артиллерии Картли-Кахетинского царства Манучаром Качкачишвили (Максимом Качкачовым) «Списке египетских беков, восставших и сражавшихся против турецкого сардара» говорится о том, что у «Ибреим и Мурад бека… чисто русских пленников… 860 рядовых кули [от осман. кул — солдатрабов], кроме русских отставных», 11 русских «кашибов» (кашифов), а также один бей русского происхождения Касумбек (Касим-бей). Эти цифры подтверждаются данными из других источников, согласно которым Ибрахим-бей и Мурад-бей, отступившие в 1786 г. в Верхний Египет под натиском османских войск, сохранили под своим началом около 1 тыс. мамлюков, причем «дом» Ибрахим-бея французский торговец Шарль Магаллон именовал «полностью русским». Некоторое, хотя и меньшее, число русских, очевидно, должно было принадлежать к бейтам, сохранившим лояльность османским властям. Таким образом, общее число славянских мамлюков в канун «второго османского завоевания Египта» можно оценить не менее чем в 1 тыс. человек, т.е. приблизительно в 8—12% от египетской «правящей касты» воинов-рабов. Французские военные и ученые, прибывшие с Бонапартом в Египет, не ставили перед собой цель провести анализ этнического состава мамлюкского корпуса, однако происхождение мамлюков, захваченных в ходе военных действий, иногда фиксировалось. Из 37 пленных мамлюков, сведения об этнических корнях которых сохранили архивы французской Восточной армии, пятеро были русскими.

К 1786 г., по оценке французских источников, славяне составляли около четверти от общего количества ввозимых в страну будущих мамлюков, причем к этому времени большая часть их выбирала такую судьбу добровольно, продавая самих себя в рабство. Возможно, некоторые подобным образом пытались начать новую жизнь, хотя прошлое могло напомнить им о себе и на берегах Нила. Весной 1796 г. купец Осип Иванов с сыном Степаном приехали в Каир не только продать большую партию сукна, но и «истребовать старый долг» с некоего записавшегося в мамлюкский корпус соотечественника, который за год с небольшим успел сделать стремительную карьеру, выслужившись до ранга кашифа.

Прибывая в Египет, новоиспеченные «рыцари ислама» не утрачивали полностью связей с родиной. Хотя нам и неизвестно, чтобы мамлюки славянского происхождения посылали в родные деревни деньги на строительство церквей или выкуп из крепостной зависимости родственников, подражая своим грузинским коллегам, некоторые из них, подобно вышеупомянутому Касим-бею, приглашали на берега Нила своих близких, чтобы «обеспечить им счастливую участь».

Сведений о русских мамлюках в арабских источниках содержится крайне мало. Упоминания о мамлюках русского происхождения нет даже в наиболее объемной египетской «солдатской» хронике XVIII в., вышедшей из-под пера члена воинского корпуса азабов Ахмада ад Дамирдаши. Не проявляли значительного интереса к тому, из какой страны был в свое время привезен тот или иной мамлюк, и составители так называемых «‘алимских» хроник. В частности, видный египетский богослов ‘Абд ар-Рахман ал-Джабарти (1753/54 1825/26), неплохо осведомленный о войнах, которые вела Османская империя с «Московией», на страницах своей масштабной летописи ни разу, даже описывая тайные переговоры российского посланника с мятежными мамлюкскими беями, не упоминал об этнических корнях славянских мамлюков.

В конце XVIII — начале XIX в. большая часть «воинов-рабов» была уничтожена в результате французского вторжения и османо-мамлюкской войны 1801—1806 гг. Остатки ослабленного корпуса бывших властителей страны были перебиты в 1811 г., когда новый правитель Мухаммад ‘Али (1805— 1849) подвел черту под существованием мамлюкской «касты» как самостоятельной общественно-политической силы.